Насыщенный вечер проведут те, кто купит билеты на вечер одноактных балетов в Большом театре «Этюды», «Русские сезоны», «Клетка» на нашем сайте.

«Клетка» и «Этюды» - премьерные балеты. «Клетку» подготовил хореограф Джером Роббинс, известный своими яркими проектами на Бродвее, в зарубежных театрах и кино.

Представление «Этюды» расскажет, как живут танцоры, из чего складывается их быт и сколько сил необходимо приложить, чтобы достичь величия и заслужить овации публики.

Завершит вечер балет «Русские сезоны», который поставил Алексей Ратманский. Неординарная постановка напомнит зрителям о корнях, традициях и быте русского народа и намекнет на сохранение национальных ценностей. Балет на музыку Леонида Десятникова объездил многие страны и везде был высоко оценен как профессиональными критиками, так и благодарным зрителем.
Каждый из балетов потребует высокого исполнительского мастерства, благо, перед российским зрителям выступят ведущие артисты, готовые удивлять сложными номерами и сочетать классику балетного искусства с современными приемами.

Присоединяйтесь к яркому вечеру, заранее купить билеты на лучшие места на «Этюды, Клетка, Русские сезоны» в Большом театре вы можете на этом сайте.

Русские сезоны
Хореограф-постановщик — Алексей Ратманский
Дирижер-постановщик — Игорь Дронов
Художник по костюмам — Галина Соловьева

Клетка
Хореография Джерома Роббинса
Сценография Джин Розенталь
Художник по костюмам - Рут Соботка

Этюды
Хореография Харальда Ландера
Сценография, костюмы, свет Харальда Ландера

Большой балет представил две премьеры. Художественные достоинства «Клетки» в хореографии Джерома Роббинса сомнений не вызывают, а вот «Этюды» Харальда Ландера можно считать неудачей прославленной труппы - проблематичны как выбор спектакля, так и его подача.

В 1948 году датский хореограф и педагог Харальд Ландер инсценировал класс, которым танцовщики ежедневно поддерживают форму. Постановщик включил в спектакль все этапы балетного тренажа - от простейших движений у станка до сложнейших вращений и прыжков. Премьера «Этюдов» состоялась в родном Ландеру Датском королевском балете, а далее опус отправился по труппам мира. В 2004-м добрался до Мариинского театра, им в то время руководил Махар Вазиев, ныне возглавляющий Большой балет. «Этюды» - его первый большой проект в новой должности.

По мере просмотра крепнет убеждение, что директор твердо решил ликвидировать пробелы в образовании своих подопечных. Причем сделать это на публике. От обычного класса - кто-то вовсю старается, у кого-то что-то не получается - этот отличают поставленный свет, парадные костюмы и наличие клакеров, механически выкрикивающих свои «Браво!». Ну и, конечно, музыка - не в пример Ландеру у концертмейстеров ГАБТа хороший вкус. Что касается Игоря Дронова, вставшего за пульт премьеры, то ему следовало бы принести соболезнования. Есть подозрение, что маэстро еще не приходилось иметь дело с такой слабой партитурой.

К автору оригинала Карлу Черни не может быть претензий. Свои упражнения он писал для учеников, осваивающих азы фортепианной игры, и никаких художественных задач перед собой не ставил. Композитор Кнудаге Риисагер, оркестровавший «Этюды», исходил из качества материала и не предпринял усилий по его облагораживанию - медь в его подаче гремит, струнные визжат, тутти обрушивается на ни в чем не повинного слушателя с тяжестью кувалды, отдельные политональные моменты, привнесенные, видимо, с пародийной целью, оборачиваются неприличной какофонией.

Маэстро Дронов, кажется, решил поскорее избавиться от этого кошмара и прогнал партитуру в полтора раза быстрее, чем полагается по метроному. Артисты его почин не подхватили, но не потому что вникали в детали хореографии, а оттого что хореография у них по большей части не вытанцовывалась. Не припомню, чтобы в каком-либо премьерном балете танцовщики Большого, включая солистов, допускали такое количество ляпов.

Причин, вероятно, множество - и малое количество репетиций, и пропасть, отделяющая вольную московскую школу от скрупулезной датской, и неготовность шлифовать ремесло непосредственно в зрительном зале. Всё это со временем можно исправить - вопрос, зачем?

Приобщиться к датским ценностям можно в таком шедевре, как «Сильфида»: в Большом идет постановка Йоханна Кобборга. Если имеется желание вынести на сцену балетный класс, у театра есть собственная гордость - «Класс-концерт» Асафа Мессерера, возобновленный его племянником Михаилом. Этот апофеоз большого советского стиля, обрамленный праздничными фанфарами Дмитрия Шостаковича, ко всем своим достоинствам еще и очень музыкальное зрелище.

Можно понять педагогические резоны руководителя Большого балета, но с точки зрения художественной эстетики включение в репертуар «Этюдов» - ход более чем странный. Пианист, решив блеснуть техникой, не выйдет к публике с Черни, а сыграет этюды Шопена, Скрябина или Гласса - тот же жанр, но пребывающий на качественно ином уровне. В балетном искусстве тоже есть свои «этюды» - не привязанные к станку и прочим фазам тренажа вдохновенные гимны чистому мастерству.

Почему танцовщики осваивают Ландера, когда у них есть Баланчин (скудно, но представлен в репертуаре Большого) и Форсайт (в афише ГАБТа отсутствует), для автора этих строк - загадка. Да что автор.... «Не могу проникнуть в закоулки балетного ума», - жаловался Стравинскому Дягилев, казалось бы, досконально изучивший балет и его представителей.

Кстати, о Стравинском. Небольшой, на четверть часа спектакль на его музыку стал приятным впечатлением вечера. Название опуса - «Клетка». Хореограф - соратник Баланчина Джером Роббинс, известный широкому зрителю как создатель «Вестсайдской истории». Свой первоначальный протест против агрессивного феминизма балет давно утратил, и сегодня его сюжет - племя паучих-амазонок завлекает в паутину и поедает чужаков-мужчин - можно трактовать как иронический триллер.

У труппы Большого уже имеется опыт в освоении историй из жизни насекомых. В 2009-м британский хореограф Уэйн Макгрегор ставил в Москве «Хрому». Постановщик, правда, настаивал, что его трактовка телесного восходит к обезличенной компьютерной графике, но на деле проявил себя как прирожденный энтомолог. Однако в том атлетическом силовом балете танцовщики ГАБТа были слишком академичны и зациклены на собственной красоте. В изящном, несмотря на «жесткости», балете Роббинса эти качества оказались востребованы и хорошо легли на элегантный «саунд» Базельского концерта для струнного оркестра.

Ну а кульминацией вечера стали идущие в Большом с 2008 года «Русские сезоны» Леонида Десятникова и Алексея Ратманского. Состав наполовину обновился, но удовольствие от этого музыкально-хореографического шедевра - величина неизменная.

«Клетка» - один из величайших балетов Роббинса. В 1951 г., когда этот балет начал свою жизнь, критиков повергла в смятение его свирепая ярость. В Голландии власти даже поначалу запретили его – как «порнографический».
Дж. Хоманс, «Ангелы Аполлона»

Весной 1951 г. Роббинс опять вернулся в Нью-Йорк сити балет, и, по его словам, применил те чисто технические находки, которые реализовал в мюзикле «Король и я»,* в своем полемическом балете «Клетка». Сам он рассказывал, что сверхпротяженные сиамские движения и жесты, которые он использовал в бродвейском шоу, перелились через край и выплеснулись в балет. Поставленный на мрачную музыку Концерта для струнного оркестра ре мажор Стравинского, этот балет повествует о том, как насекомые-самки «насилуют» и затем убивают насекомых-самцов. Программка в качестве объяснения предлагала «состязание или культ». И, согласно Роббинсу, первоначальный замысел восходил к мифологическим амазонкам. Но уже на самых первых репетициях трансформировался, так что «амазонки» превратились в предающихся своему культу богомолу подобных насекомых. Взял Роббинс что-то и от пауков, от необузданной силы животного мира, чтобы создать то, что сам он называл «явлением природы».

Идея поставить «Клетку» впервые пришла ему в голову, когда, переворачивая пластинку с «Аполлоном Мусагетом» Стравинского, на обратной стороне он увидел Концерт 1946 г. «Какая драматичная вещь!» - такой была его реакция. Он охарактеризовал эту музыку как «ужасно возбуждающую, подавляющую и подчиняющую» и представил себе три части концерта как драматургическую структуру, которая потом и стала основой его балета. Роббинс прослоил танец бесконечным количеством идей и образов, которые он находил и впитывал в себя на протяжении всей работы над балетом, начиная с прилизанных мокрых волос Норы Кей**, вышедшей из-под душа, и заканчивая наблюдением за тигром в клетке, без устали хлещущим своим хвостом. Он также намекал на то, что вдохновлялся особенными юношескими чертами – тщательно им отслеживаемыми – в танце Танакиль Ле Клерк*** (он сравнивал ее с нескладным молодым жеребенком, который вот-вот превратится в чистопородного коня). Сам он об этом имажистском**** процессе впитывания отзывался так: «У меня был особенный взгляд, нацеленный на материал. Такой «особенный взгляд» типичен для любого, кто занимается творческой работой, будь он художник, драматург, поэт, композитор или хореограф. Такой «взгляд» становится своего рода счетчиком Гейгера, который начинать щелкать в мозгу или включает эмоции, когда ты приближаешься к какому-то объекту, могущему представлять ценность для твоей работы».

В таком случае, объект, вероятно, удивленно приподнял бы свои брови, поскольку балет был намеренно угрожающим и жестоким. Суммируя все, что в нем происходит, Роббинс говорил: «Это история о племени, женском племени. Молодая девушка, Новообращаемая, должна пройти обряд посвящения. Она еще не знает своих обязанностей и полномочий в качестве члена племени, как не осознает и своих природных инстинктов. Она влюбляется в мужчину и спаривается с ним. Но правила, по которым живет племя, требуют его смерти. Она отказывается убить его, но ей снова приказывают (Королева племени) выполнить свой долг. И когда его кровь действительно проливается, животные инстинкты берут верх. Она сама бросается вперед, чтобы довершить жертвоприношение. Ее чувства подчиняются инстинктам ее племени».

И действительно, под предводительством Королевы племени (Ивонн Мунси) два Чужака (Николас Магальянес, Майкл Мол) были убиты поодиночке яростными ударами женских рук и ног. Если «Свободны как воздух»***** расширили классический «слог» сочетанием пируэтов и кульбитов, то «Клетка» с ее гротескной манерой должна была еще дальше отодвинуть границы, положенные классической форме. «Я не должен был ограничивать себя исключительно движениями человека, то есть движениями, сделанными в той манере, которую мы считаем присущей человеку, – вспоминал Роббинс. – В том, как работали их пальцы, в наклоне тела к земле или выпаде руки у меня была возможность увидеть то, что я и хотел сочинить. Иногда руки, кисти, пальцы превращались в клешни, щупальца, антенны». <…>

Премьера балета состоялась в Сити центре 4 июня 1951 г. Художник Джин Розенталь высветила пустую паутинообразную конструкцию из сплетающихся веревок, а Рут Соботка нарядила исполнителей в провокационные «паучьи» одеяния. В начале балета свисающая сверху веревочная сеть устрашающим образом натягивается – деталь, которую Роббинс добавил как будто затем, чтобы предупредить о том, что тут сейчас начнет происходить. Но этот спектакль протяженностью менее четырнадцати минут моментально сокрушает все зрительские предположения. <…>

Реакция критики была очень громкой, однако преимущественно в пользу Роббинса. Джон Мартин****** написал: «Это гневное, штучное и беспощадное произведение, декадентское в своей одержимости мизогинией и презрением к воспроизведению потомства. Ему не избежать вопросов, но острыми и сильными ударами своими оно проникает в самую суть проблемы. Персонажи – насекомые, без сердца и совести, и мнение их о роде человеческом не очень-то высокое. Но несмотря на всю мощь отрицания, это великая маленькая вещь, отмеченная печатью гения». В газете «Геральд трибьюн» Уолтер Терри****** приходит к заключению, что «Роббинс создал поразительную, нелицеприятную, но в целом захватывающую вещь». <…>

Клайв Барнс****** позднее охарактеризовал «Клетку» как «отталкивающую частичку нашедшей дурное выражение гениальности». Словно защищая Роббинса от обвинений в женоненавистничестве, Линкольн Кернстайн******* называл ее «манифестом движения за освобождение женщин, сделанным за двадцать лет до его возникновения». На тот момент Роббинс был сильно уязвлен столь жесткой реакцией и даже выступил с «опровержением»: «Не понимаю, почему кого-то так шокирует «Клетка». Если вы посмотрите повнимательнее, вам станет ясно, что она не более чем второй акт «Жизели» в современном представлении». И хотя впоследствии он объяснял, что в его высказывании подразумевалась ирония, ему постоянно «припоминали» виллис, мстительных духов в женском обличье, которые жестоко нападали на Иллариона и Альберта в знаменитой сцене на кладбище. Но в «Клетке» нет и намека на ту всепоглощающую силу любви, которая помогает Жизели спасти ее неверного принца. Роббинс сделал свой балет бесконечно мрачным и безжалостным: оба его Чужака должны были умереть, не дождавшись от своих убийц никакого проявления человеческих эмоций. Что соответствовало совету Баланчина, который, согласно биографу Бернарду Тейперу, сказал Роббинсу после прогона: «Оставь его клинически бездушным».

Отрывок из книги Г. Лоуренса «Танец с демонами: жизнь Джерома Роббинса»
Перевод Н. Шадриной

* «Король и я» – мюзикл по мотивам романа «Анна и король Сиама», поставленный Дж. Роббинсом на Бродвее в 1951 г.
** Нора Кей – первая исполнительница партии Новообращаемой.
*** Танакиль Ле Клерк – балерина труппы Нью-Йорк сити балет, вскоре после описываемых событий ставшая женой Дж. Баланчина.
**** имажистский – присущий имажизму (литературное направление в англоязычных странах).
***** «Свободны как воздух» – один из самых знаменитых балетов Дж. Роббинса (1944 г.).
****** Джон Мартин, Уолтер Терри, Клайв Барнс – крупнейшие американские балетные критики.
******* Линкольн Керстайн – филантроп, знаток искусств, писатель, импресарио, со-основатель труппы Нью-Йорк сити балет.

Распечатать

“Клетка”. Новенькая – Анастасия Сташкевич. Фото – Дамир Юсупов

Американский хореограф Джером Роббинс поставил “Клетку” в 1951 году, и вдохновлялся он музыкой Стравинского, в которой услышал битву подавления с подчинением, человеческого с природным.

В четырнадцатиминутном опусе некое женское сообщество (то ли самки богомолов, которые, как известно, убивают самцов после соединения, то ли остервенелые амазонки) инициирует Новенькую, втягивая ее в зловещий культ: ритуальное убийство мужчин. Или самцов? Можно трактовать замысел Роббинса буквально, но тогда “Клетка” в наши дни производит слегка комическое впечатление.

Но можно и в переносном смысле – например, как подернутый скрытой иронией рассказ о крайностях феминизма. Или анализ нашей внутренней животной агрессии, которая то и дело норовит выбраться наружу, прорвав хрупкие преграды человеческого.

Роббинс работал в “Клетке” с классическими танцовщиками, специально сделав акцент на тех балетных па, которые можно “взвинтить” до исступления (например, резкие батманы – высокие взмахи ног). И вдобавок насытил пластику всяческими “уродливостями”.

Хореограф говорил о наблюдении “за тигром в клетке, без устали хлещущим своим хвостом”, о привидевшихся ужасах, когда “руки, кисти, пальцы превращались в клешни, щупальца, антенны”.

Группа женщин (или существ?) со вздыбленными волосами и зигзагами на балетных “купальниках” заходится в паучьей пластике, разевая рты в безмолвном крике, бредя шелестящим шагом на полусогнутых, выпячивая бедра и вскидывая острые локти. Когда героиня, в “настороженном” дуэте чуть было не влюбившаяся в полового врага, в итоге действует все-таки по правилам племени и ломает шею партнеру, зажав его голову между скрещенных ног (все это на фоне цветной паутины) – картинка, безусловно, подтверждает слова постановщика:

“Клетка” – не что иное, как второй акт “Жизели” в современном представлении. Только Жизели, с ее всепрощающей любовью нет, одни только безжалостные убийцы-виллисы.

Дирижер Игорь Дронов трактовал Концерт Стравинского для струнного оркестра ре мажор, словно это был не Стравинский. Где терпкий союз плавности и порывистости, остроты и гладкости? Где акценты и синкопы? Ритмическое и тональное переменчивое богатство смешано в кашу, в ней словно застревали ноги танцовщиков и балерин.

Труппа исполнила “Клетку” чересчур классично, почти без драматической возбужденности, которую можно увидеть – в записи – у американских исполнителей, носителей стиля, танцевавших “Клетку” при Роббинсе. Даже толково станцевавшая Анастасия Сташкевич (Новенькая), одобренная представителями Фонда Роббинса, и та многое “смягчала”. И не смогла пока добиться эффекта, которого требовал хореограф: сходства с “нескладным молодым жеребенком, который вот-вот превратится в чистопородного коня”.

Балет “Этюды” совершенно иного рода. Он поставлен на музыку Карла Черни, это имя знает любой ученик музыкальной школы, корпевший над фортепианными этюдами.

Созданный в Дании в 1948 году хореографом Харальдом Ландером, балет не предполагает нарушений классической гармонии, наоборот, всячески ее подчеркивает. “Этюды” – бессюжетное путешествие по миру классического танца, с заходами в романтический стиль, и путеводитель по трехсотлетней истории балета.

Путешествие начинается с простой музыкальной гаммы “вверх- вниз” и одинокой балетной девушки на авансцене, показывающей азы – пять основных позиций ног в классике и плие (глубокое приседание).

Заканчиваются “Этюды” торжественным общим апофеозом, когда балерины в черных и белых “пачках” вместе с кавалерами выстраиваются в колонны. Между этим – контрасты темпов в аллегро и адажио. Соло, дуэты и па-де-труа.

Начальные движения у балетного станка в классе – и парад хорошо выученных профи, одинаково впечатляющих как в больших прыжках и вращениях, так и в утонченных балетных мелочах. Демонстрация чистоты танца, “стального” носка, надлежащей постановки рук и не зажатого корпуса.

Академические па у Ландера зачастую отдают водевильной игривостью, но требуется показать и владение лирической палитрой. Премьер крутит женские фуэте, а балерины должны иметь мужскую силу и выносливость. Злодей Ландер, словно в издевку, всё наворачивает и наворачивает комбинации. К концу балета от этих зубодробительных экзерсисов труппа – любая – задыхается от усталости.

Исполнять “Этюды” следует в едином порыве, счастливо сочетающем техническую оснащенность с музыкальностью. Это трудно вообще – и вдвойне сложно нашим танцовщикам, воспитанным большей частью на ином репертуаре, мало или недостаточно приученным к мелкой балетной технике, ко всей этой кружевной “вязи” ногами (примета датской школы), которой полны “Этюды”.

К тому же репетиции в театре шли всего 20 дней, что меньше необходимого для такой хореографии. В итоге впечатление половинчатое. Видно было, что и приглашенный постановщик из Дании, и руководитель балетной труппы ГАБТа Махар Вазиев строго потребовали от артистов соблюдения выворотных позиций, четкости поз и отточенных стоп. Отчаянное стремление всё правильно воспроизвести было написано на лицах многих выступающих. Что ж поделать, если этот адски трудный, технически “навороченный” балет должен, вопреки всему, казаться чем-то легким, как бы и не требующим заметных физических затрат?

Безусильная виртуозность – ключевые слова для исполнителей “Этюдов”. Премьеры Ольга Смирнова, Екатерина Крысанова (второй состав), Семен Чудин и Артем Овчаренко танцевали, в общем и целом, по-премьерски, хотя и с помарками.

Сложнее обстояли дела у прочих солистов. Кто с вращения норовит свалиться, кто быстро устает, и это видно, кто стопу кривит или не тянет, приседает неправильно или скрещивает ноги в прыжках-заносках не без “грязи”. Не говоря уже о дисбалансе синхронности. Возникавшие то тут, то там мелкие “диссонансы” постепенно накапливались, угрожая стройности общей постройки.

В этих обстоятельствах идею трансляции в кинотеатрах с премьеры не назовешь удачной. “Сырые” места первого показа оказались растиражированными на весь мир. Но как рассказывал директор ГАБТа Владимир Урин, у театра не всегда есть возможность показывать в кино то, что хотелось бы: мешает проблема с авторскими правами. Тут именно такой случай.

Первые анонсы российских кинотеатров обещали совсем другую программу. Не сложилось. Зато теперь балетная труппа Большого и честолюбивый худрук Вазиев, если дорожат своей репутацией, обязаны довести технику до ума. Пара месяцев упорных репетиций – и всё наверняка наладится.